— Например? — полковник аж подался немного вперед от нетерпения услышать некое откровение.
— Например, как я командую фронтом… — выдержат паузу и спросил, понизив голос: — Кошмар?
— Кошмар, — согласился со мной адъютант кронпринца.
И мы оба весело заржали, каждый про себя представив такое явление… фельдфебель Савва Кобчик на командном пункте, и вокруг спесивое имперское генеральё навытяжку. «Яволь, майн фельдфебель!»
— А прямо сейчас у вас в чем потребность? — не отставал визитер.
— Тетради и карандаши, господин полковник. Хоть у меня и хорошая память, но я давно понял, что мысль не записанная — мысль наполовину потерянная.
— Вам все доставят, — пообещал он.
— И еще карту железных дорог. Желательно хотя бы пятикилометровку. Обозреть местность, где предстоит действовать.
— Умеете читать карты? — удивился он в очередной раз.
— Обижаете, господин полковник. Я же все-таки фельдфебель. И в армию скоро год как поступил. Было время научиться.
— Приятно было познакомиться, — полковник, вставая с лавки, протянул мне руку для пожатия. — Не вставайте. Я еще пришлю к вам портных, чтобы они сшили вам новую полевую форму. Старая, как оказалось, в окопах никуда не годится. Неудобная, да и демаскирует, а от этого большие потери в личном составе.
— Вы будете смеяться, господин полковник, но мне прямо сейчас пришла в голову идея, — я показал на снег и лес вдали. — Маскировочный костюм для солдат в лесу. Белые чехлы на штаны и серая куртка.
— А почему не целиком белый? — переспросил меня адъютант второго в королевстве человека. — На фронте разведчики сами давно себе маскировочные халаты шьют. Из белых простыней.
— А посмотрите вдаль, — показал я на лес. — И представьте на этом фоне идущие белые фигурки.
Я подождал, пока он себе все это представит. Все же военный и должен иметь развитое воображение.
— А теперь представьте, что у этих фигурок сливаются штаны со снегом, а серая куртка сливается по фону с серым зимним лесом. Совсем другая картинка? А?
— У вас, Кобчик, действительно несколько отличный взгляд на мир, чем у нас, — задумчиво пробормотал полковник.
— Это потому, господин полковник, что я первый рецкий горец, которого вообще об этом спросили. И в этом заслуга инженер-майора Вахрумки. Если бы не он, то я до сих пор бы махал лопатой в стройбате. И был бы до сих пор неграмотен. Зачем грамота землекопу?
— Ну да… — задумался полковник.
— А еще просьбу можно? — спросил я. — Шкурную…
— Шкурную? — не понял полковник.
— Да, шкурную… для собственной шкуры, так сказать. Мне бы хотелось, господин полковник, выкупить с полигона кобылу по кличке Ласка. Привык я к ней… Да и жизнь она мне спасла.
— Думаю, это небольшая проблема, — обнадежил меня адъютант перед прощанием.
Я задумчиво смотрел вслед группе офицеров, которые неторопливо шли по рыжей дорожке толченого кирпича по направлению к замку кронпринца и что-то оживленно обсуждали. Наверное, меня. Странное это чувство — находиться в центре внимания больших начальников. Неуютное.
Скорее бы кончалась эта чужая для меня война.
Уйду на дембель.
Сяду у себя на горе — красиво у нас там, и буду ковать то, что людям потребно.
Запросы у меня небольшие. На них я всегда заработаю.
И главное, что на моей горе никакие Тортфорты меня не достанут. А попробуют, так места там глухие…
А тут… Где-то читал я… У кого? Сейчас не помню… «Возле трона — возле смерти». А что, похоже. Разошлись мы с курносой боками впритирку…
И еще припомнилось русское народное кондовое: «Жалует царь, да не жалует псарь».
Хорошо, что еще выздоравливающие герои ко мне пока не пристают с общением. Считают меня непригодным по здоровью к их играм. Да и не курю я. А основной клуб у них — курилка.
— Командир, пора на процедуры, а то как бы нам на ужин не опоздать, — подал голос денщик.
Вот кто тут как рыба в воде. И с прачками он на короткой ноге, и с другими денщиками. Всегда в курсе всего.
— А что сегодня у нас на ужин? — откликнулся я.
— Для вас, командир, впервые будет нормальный ужин, — улыбнулся он. — Человеческий. Не каша-размазня, а сочный кусок жареной печенки.
— Тогда вези скорее, — приказал я. — Печенку я люблю.
И канонир неторопливо покатил мое кресло через парк в сторону столового зала.
А в ясном предзакатном небе, вызывая у меня щемящее чувство утраты, плыл огромный черный дирижабль. Тот самый. С двумя гондолами. Скелет которого я видел в ангаре у Гурвинека. Знать, построили уже, облетывают. Быстро они…
Скоро врагов бомбить будут.
А я тут на земле…
Рожденный ползать…
Новую полевую униформу мне даже не пошили, а подогнали по фигуре прямо на мне. Привезли в санаторий мастера иголки почти готовые вещи, на которых осталось только подогнать рукава — руки у меня чуть короче, чем надо.
Война внесла революционные изменения в портновское дело. Появились единые для всей империи антропометрические стандарты: роста и размеры. Шили все теперь на фабрике, а гарнизонной швальне оставили только подгонку по фигуре. Ну и парадные мундиры так и остались индпошивом. Но парадка — это святое, тут, в отличие от Российской армии, золотые погоны с аксельбантами на камуфляж вешать не будут.
Армейским кутюрье гарнизона Будвица я был хорошо знаком — сколько раз за прошедший год у них мундир менял! Запомнили меня. И обмеры сохранили. Так что подогнали все быстренько прямо на мне и ушли, согласившись только на чаевые. Все оплачено уже, оказывается. Я даже подозреваю кем.