— Ну, так это для точности, для лучшей работы механизмов, — с апломбом заверили меня.
— Ага, — хмыкнул я. — Не дай ушедшие боги, песчинка попадет — всю вашу автоматику сразу и переклинит. Зазоры между трущимися частями должны больше быть у боевого оружия. С ним по грязи ползать, а не в тире развлекаться. У нас от безотказности оружия жизнь зависит часто.
Щелкнул я затвором, взводя оружие.
— И обойма бы не помешала для ускорения заряжания. Вставил ее в пазы оттянутого затвора, пальцем надавил и все… Секундное дело.
И показал пантомимой как надо.
— Что я тебе говорил? — хмыкнул капитан-лейтенант, продолжая какой-то старый спор. — Мотай на ус.
Патронов триста на четверых мы расстреляли. И на точность, и на скорость. Хромированный пистолет не дал ни одной осечки, чего не сказать о карабинах. Причем револьверные патроны бокового воспламенения осечек не давали, но часто гильзы отказывались вылетать после выстрела.
Пока стреляли, денщик на пеньке спроворил нам импровизированный дастархан. А сам с нашего разрешения пошел с любопытством дожигать оставшиеся патроны.
Плотто поднял серебряный стаканчик и сказал тост:
— Ну, за прогресс в военном деле.
Выпили, закусили чем-то похожим на цитрусы и яблоками.
— Имрич, вы собираетесь дальше совершенствовать ваш пистолет? — спросил я.
— А что тебя, Савва, не устраивает в нем? По мне, так мой пистолет — вершина оружейной мысли.
О как! От скромности мы не умираем. Пусть она умирает в нас. Уважаю…
— Как спортивное оружие для тира он идеален, — похвалил я для начала детище изобретателя. — А вот как он поведет себя в реальном бою? Когда пистолет упал в лужу, поднял его, вытряхнул, и он должен стрелять. То же самое, если пистолет упал в песок или пыль. Или упал с третьего этажа на брусчатку. Или в жидкую грязь… тут нужно всего-навсего обтереть и стрелять.
— Это вообще-то весьма завышенные требования… — возмутился изобретатель. — Может, ты и под водой хочешь из него стрелять? — захихикал Гоч.
— Да нет. Это нормальная процедура испытания оружия на отказ, — спокойно я ответил ему. — По крайней мере, на полигоне, где я служил еще совсем недавно, испытывают новые образцы только так, и не иначе. Знали бы вы, какие хорошие машинки эти войсковые испытания не проходят…
— Не знал, — прогундосил изобретатель. — Я до этого пистолета своей конструкции только мелкашки для тира делал. И для забав подростков на воздухе. Для целевой охоты на птиц и мелких зверьков. А тут как-то идея осенила, ну и… сами, наверное, знаете, как это бывает.
— Представляю, — поддержал его я. — Ну, так дорабатывать пистолет до боевого применения будете или оставите его как спортивный?
— Хотелось бы военного заказа, — не стал скрывать инженер. — Но я полностью вложился в это дело. И денег на то, чтобы сделать еще одну опытную партию, у меня уже нет. Вот партия флоту ушла, и все. Могу сделать еще несколько штук всего. Оборудование мне дорого встало. Хорошо еще, что дом собственный. Прожить-то я смогу, просто доводя до ума фабричные охотничьи двустволки, имя и клиентура у меня в этом уже есть. Но хотелось бы большего.
— Вот так всегда, Савва, прогресс упирается в деньги и заказы. И не всегда берут лучшее, — поддержал приятеля каплей. — Выпьем?
Выпили.
— В армии стараются брать оружие надежное и инстинктивно понятное малообразованному солдату. От этого всегда и надо плясать. Да и офицеры у нас далеко не все инженеры, — улыбнулся я, когда прожевал легкую фруктовую закуску.
— Это ты зря, Савва, — возразил мне Плотто. — Вот у нас на флоте…
— У вас на флоте, Винк, служат лучшие. Наиболее технически подкованные призывники и добровольцы. Ты их не равняй с простым пехотным стрелком, который до армии ничего не знал, кроме как коровам хвосты крутить и огород от сорняков окучивать.
Плотто только руками развел:
— А как же иначе? У нас сложные механизмы везде.
— Гоч, — обернулся я к изобретателю. — Я так и не услышал от вас ответа, будете ли вы дорабатывать ваш пистолет до ума? До боевого применения? Потенциал у вашей конструкции есть. С перспективой модернизации.
— Буду. Куда я денусь? — ответил он, но интонация голоса была ближе к похоронной. — Только когда это состоится в тех условия, в которые я попал. Кредит в банке я брать не хочу — боюсь не расплатиться. Я вообще по жизни противник долгов.
— Тогда у меня для вас есть предложение, подкупающее своей новизной, — посмотрел я ему в глаза. — Я вхожу в вашу фирму в равных паях капиталом и новыми идеями.
— Капиталом?.. — удивился инженер. — Скажешь тоже. Какие капиталы у фельдфебеля, пусть даже и гвардейского? Да я на все про все не меньше пятисот золотых уже истратил, а ты на паях… Откуда у фельдфебеля такие деньги?
— Деньги не проблема, — спокойно ответил я. — Вы принципиальное согласие дайте на капитал фирмы половина на половину, и завтра у вас будет пять сотен золотых. Наличными. Желтенькими такими кругляшками весом пять граммов каждый.
— И как тогда будет называться фирма «Гоч»?
— «Гочкиз».
— Как, как?
— «Гочкиз», — пояснил я. — «ГОЧ» — это вы. «К» — Кобчик, это я. А «из» — означает изделие. Целиком — «Гочкиз». Слово легко произносится и запоминается. Вот увидите, через несколько лет это название будет греметь по всему миру.
— Ну, кроме денег, есть ведь еще и мое изобретение, — не сдавал своих позиций Гоч.
— Я тоже вам идей накидаю, мама не горюй. Не будете успевать делать и обрабатывать.