Я тоже на фронт не рвусь. Это чужая для меня война.
Без раскачки втянулся я в службу и на первых порах внедрил одно-единственное новшество. Отобрал в своей полуроте пару жестянщиков и лудильщика, и смастерили мы из медного листа большой четырехведерный цилиндрический тульский самовар. Все же на морозе работа, и кипяточком погреться солдатам самое оно. Топили самовар как положено — древесным углем и шишками, благо их в окрестных лесах видимо-невидимо.
Дядьки заботу о себе оценили и трудились на совесть.
Затем и для себя сделал полуведерный самоварчик — дома вечерком чайком побаловаться. Эллпе от радости чуть не танцевал, когда в технологию автономного кипячения воды въехал. Он в самовар просто влюбился и все его мелом надраивал, чтоб, значит, блестел, как золотой.
А потом пошли делегация за делегацией, и трое моих помощников только этим все время в кузне и промышляли.
В штаб самовар надо?
В караулку надо?
В казармы надо?
Это святое.
А вот частные заказы я не торопился исполнять, кроме командирского. Тому просто из моего уважения. А остальные пусть свои предложения на обмен приносят. А мы посмотрим…
А тут еще и олово у лудильщика закончилось.
В город надо…
Вот так лишняя увольнительная и образовалась.
Не въезжая в город, первым делом лихо подкатил, красуясь, к дирижабельному эллингу. Но тут облом стоит такой с винтовкой в руках, вокруг всего поля колючка и шлагбаум у ворот. «Не велено… Не положено… Не могу знать…» Пришлось требовать подать сюда самого капитан-лейтенанта, хотя нужен мне был всего лишь штаб-ефрейтор.
Не сводя с меня штыка винтовки, часовой откуда-то вынул серебряный свисток и на пронзительной ноте три раза в него дунул. Я еще машинально заметил, что штык у него уже без пилы на обухе.
Скрипя сапогами по утоптанному снегу, из-за угла эллинга на торопливых рысях прибежала группа поддержки. Ефрейтор с большим револьвером старого образца в порыжелой кобуре и три бойца с длинностволом — штыки примкнуты. Все по-взрослому.
«Бодрянка, наверное… — подумалось мне. — Однако караул тут выставили по всем правилам. Война диктует…»
После недолгого препирательства одного бойца послали в эллинг, и вскоре оттуда, на ходу застегивая здоровой рукой черную шинель, выкатилась фигура знакомого моряка.
В молчании подождали, пока тот доберется в сопровождении солдата до ворот.
— Имперского флота капитан-лейтенант Плотто. С кем имею честь… Савва? — удивился он.
— Старший фельдфебель артиллерии Савва Кобчик, — передразнил я его, но в рамках приличий, вскинув руку к шапке в воинском приветствии. — Прибыл с визитом вежливости для обмена опытом. А также представляюсь вам по случаю назначения на пост помощника Королевского артиллерийского полигона.
— Это вовремя, — улыбнулся каплей. — У меня как раз к тебе вопросы накопились.
Офицер пожал мне руку и повернулся к разводящему:
— Пропустить.
— Но, господин капитан-лейтенант, а как же пропуск? Без него не положено… — возмутился ефрейтор.
— Пропустить под мою ответственность. Немедленно. Выполнять. — В голосе Плотто зазвенела сталь.
— Садитесь в санки, господин капитан-лейтенант, — пригласил я. — До ангара все ж далече топать.
— Как мне эта тупая пехтура уже надоела, — пожаловался мне каплей, когда мы отъехали от ворот. — Скорее бы уж морячки прибыли. Тогда и порядок будет.
— А зачем тут моряки? — удивился я. — Тут моря нет. Одни болота.
— Отряд принадлежит флоту, — убежденно высказался офицер, — и обслуживать его должны матросы. На такой большой дирижабль только наземной команды должно быть не менее сотни человек. Обученных… И двойной комплект экипажа. А тут только колючку натянули, болвана у ворот поставили и считают, что все в порядке. И самое ужасное в том, что они нам приданные. Я им не командир.
У ворот эллинга на всякий случай накинул на кобылу попону от ветра и прошел за моряком в прорезанную в стене калитку.
Внутри ангара холод чувствовался едва ли не сильнее, чем снаружи. И в многочисленные щели немилосердно, с подвывом, задувало, как в аэродинамическую трубу.
Скелет дирижабля был все таким же. Но только на первый взгляд. Изменились очертания задней гондолы, которая обзавелась дополнительными винтами по бокам на выносных фермах.
Несколько человек в овчинных куртках и валенках лазали по этому скелету и что-то в нем крутили, не обращая на нас внимания.
Каплей, несмотря на увечье, быстро сменил шинель на такую же куртку и вязаную шапочку.
— М-да-а-а-а… — протянул я. — Этак война быстрее закончится, нежели этот летающий слон полетит.
— Я, Савва, надеюсь все же отбомбиться с него по врагу еще до конца войны. И это не летающий слон, а «воздушный крейсер». Теперь у него такое официальное наименование в реестре императорского флота, — показал каплей свою довольную улыбку.
А то как же? Понимаю. Для флотского командир крейсера это вам не командир какого-то дирижабля. Уважение априори, сразу и зримо.
— Смотри… — подвел меня каплей к середине скелета летательного аппарата легче воздуха, если говорить официально. — Вот на всем этом пространстве между гондолами, что очень важно, внутри оболочки можно установить до двух тонн бомб. Это как минимум, а то и больше. Все зависит от дальности полета, ибо чем дальше, тем больше съедают полезный вес сопутствующие, а не боевые грузы.
— Так в чем вопрос?
— В креплениях. Взрыватель приходится настораживать еще на земле при подвесе, а наверху так мотает ветром, что в квадратных коробах под твой стабилизатор снаряд раскачивает, и, сам понимаешь, взрыватель очень чуткий. Боимся, что при ударе стенки снаряда о короб взрыватель может сработать. На самом дирижабле…